Смерть в моде

В истории европейской моды порой встречались весьма странные явления. Для имитации беременности красавицы глотали зерна пшеницы, обрекая себя на запоры и вздутие живота, наносили на голову фекалии рептилий, чтобы содержащаяся в них мочевина придавала пигменту волос огненно-рыжий цвет, пили уксус для придания лицу желтоватой бледности, а еще совсем недавно, в начале прошлого века, рисовали намекавшие на увлечение кокаином темные круги под глазами.

Так в моде находила свое отражение борьба двух начал — жизни и смерти. К концу ХХ века стало ясно, что культ смерти победил.

Поклонение смерти — неотъемлемая часть всех культур во все времена, причем на уровне архетипов (а в обществах, где сохранилось язычество, и на уровне религии) смерть практически везде выступает не как неизбежный финал жизни, но как момент консервации определенного состояния. Европа, полторы тысячи лет живущая под влиянием христианства, вытеснила культ смерти из официальной религии, противопоставив ему доктрину обещанного всем верующим воскрешения. При этом само восприятие смерти не изменилось — она по-прежнему консервирует лучший момент жизни. Героическая гибель на войне, самоубийство рок-звезды на пике славы, «увидеть Париж и умереть» — идея смерти в качестве ключа к вечной эйфории постоянно находит свое выражение в культуре и искусстве. Но наиболее наглядно культ смерти представлен сейчас в мире fashion.

Вспомните: несколько лет назад в прессе бурно обсуждали тему анорексии. Хотя этот недуг до сих пор считается крайне редким, внимание всего журналистского сообщества было приковано к анорексичкам, которых более чем на стомиллионную Россию не набралось и полсотни. Самыми обсуждаемыми в интернете оказались фотографии, созданные профессиональными фотографами, не скрывающими, что привлечь внимание зрителя моделям помогла не только диета, но еще и Фотошоп. Это был воистину бал культа смерти! Наконец-то общественное подсознание нашло подходящее место для древнего культа — его алтарем стал подиум. Некоторые модели здесь же и умирали под восторженными взорами публики, становясь жертвами абстрактной идеи консервации красоты в смерти (вспомните сказку о Спящей Красавице — перед вами не кто иной, как мертвец).

В какой-то момент силы жизни попытались взять реванш, и на подиум взошли модели «в теле». Даутцен Крез, например, заработала к 25-ти годам $6 млн благодаря своему 48-му размеру. Французский ELLE разместил на обложке фотографию Терри Линн, а Кристал Рен даже выпустила в 2009 году автобиографический роман «Голод». Конкурсы красоты тоже учли новые тенденции: так, Хлоя Маршал с ее 50-м размером стала вице-мисс Англии 2008 (для справки заметим, что средний размер участниц конкурса — 34).

Но культ смерти настолько важен, что потребитель, столкнувшийся с его завораживающей эстетикой, уже не в силах от него отказаться. В прошлом проповедников новых культов сжигали на кострах. Сегодня такая расправа вряд ли ожидает Гареда Пью, Филиппа Пленома, Рика Оуэнса и еще сотню дизайнеров, которые посвятили свои последние коллекции Александру МакКуину. МакКуин стал следующей крупной символической жертвой этого культа: он остался верен смерти до конца, и теперь уж Gucci Group ни за что не отступится от предложенной им эстетики.

Но черепа, скажете вы, это слишком прямолинейно; они годятся лишь для тех, кто играет в готов, а рядовой потребитель все же мыслит в позитивном ключе — он хочет радости и секса. Это, конечно, так, однако борьба между радостью жизни и соблазном смерти постоянно идет в каждом потребителе, иначе вряд ли мы видели бы столько покойников в рекламе… Посмотрите на рекламу Gucci — мертвец у бассейна. Джон Гальяно (кроме собственной марки, курирующий также Диор) черпает вдохновение в образах секс-символа декаданса маркизы Казати — иконы того времени, когда готика была едва ли не мейнстримом, то и дело прорываясь через элегантный арт-деко. Что уж говорить о доме Диор, выбравшем череп главным мотивом своей ювелирной линии?

Этот мотив можно легко проследить в каждой второй рекламной кампании. Модели стали настоящими жрицами культа смерти: они не нуждаются в пище, на их коже, светящейся перламутровым сиянием камня, нет пор, а их глаза смотрят сквозь предметы, будто видят другую реальность. Даже если марка подразумевает жизнерадостность и насыщенные цвета (например, Etro), в ее рекламе все равно регулярно встречается знакомая гримаса.

Подобно античным жрицам, модели пребывают на границе между двумя мирами и именно этим вызывают восторг публики. Главный объект продажи для модного бизнеса — билет в оба конца через реку мертвых. Он позволяет приобщиться к единственной константе, то есть к смерти, но при этом остаться в живых. Мелкие жертвоприношения от потребителя принимаются «наличкой» в кассах храмов культа смерти — модных бутиках. Достаточно пройтись по любому европейскому городу, чтобы увидеть контраст между реальным выражением лиц прохожих и мистическим экстазом в гримасах моделей. Он особенно заметен в Милане, мировой столице коммерческой моды. Поразительно, с какой легкостью улыбчивые итальянцы приняли и распространяют поклонение смерти! Когда-то языческая Римская империя завладела половиной мира, сегодня коммерческий культ смерти распространяет свое влияние на весь цивилизованный мир, стирая расовые и религиозные барьеры.